Потемкинская лестница. Часть 1
Летом 1988 года в Одессе побывали американские участники Круиза мира. Как сообщала 2 июня газета «Вечерняя Одесса», один из них, Джон Билл из штата Алабама, едва ступив на одесскую землю, начал встревоженно спрашивать: сохранилась ли в Одессе Потемкинская лестница? Увидит ли он ее? «Ровно через час»,— успокоили Джона. «Это самое важное!» — воскликнул он. Оказалось, что три дня назад по национальному каналу телевидения Джон Билл с огромным интересом посмотрел фильм «Броненосец «Потемкин».

Ее прославил в своем фильме Сергей Эйзенштейн, весной 1919 года на ее площадках ставил спектакли местный Камерный театр, а на агитационных плакатах времен Великой Отечественной войны она олицетворяла Одессу...

«Удивительна Потемкинская лестница, — утверждает современный писатель Александр Воинов в повести «Комендантский час», — когда поднимаешься по ее широким каменным ступеням, кажется, что она устремлена прямо в небо. И от этого чувства нельзя отделаться, сколько бы раз ты по ней ни поднимался. И еще она напоминает о детстве и о первом свидании. А когда ты стоишь на верхней площадке... и перед тобой морская даль в сиреневой дымке, — тогда приходят думы...». Похоже, это одно из самых лирических описаний лестницы, история которой уходит в далекое прошлое.

На заре Одессы море подходило почти к самому обрыву будущего Приморского бульвара и лишь потом его «оттеснили» Приморская улица (она ныне носит имя связанного с основанием города А. В. Суворова) да портовые сооружения. И спускались тогда к морю здесь так, как о том написал А. С. Пушкин в отрывке из «Путешествия Онегина»:
...С крутого берега сбегая,
Уж к морю отправляюсь я.

В свободной рубахе, красной турецкой феске или, сообразно погоде, закутанный в темный широкий плащ, зажав в руке черную железную трость, сработанную из ружейного ствола неведомым мастером, он останавливался над обрывом, и утренний ветер играл его уже потемневшими волосами. Спустя столетие Эдуард Багрицкий в стихотворении «Одесса» представит, как:
Здесь он стоял...
Здесь рвался плащ широкий,
Здесь Байрона он нараспев читал...